– Должен признать, – заговорил Себастьян, тщательно подбирая слова из уважения к давнишней дружбе отца и Англесси, – я не причислял ее к тому типу женщин, которые готовы пополнить ряды любовниц Принни.

Гендон сверкнул глазами.

– Даже на секунду не сомневайся. Она не из тех, кто легко идет на связь. Только не Гиневра.

– Тогда какого дьявола она делала в его кабинете?

Гендон резко выдохнул.

– Не знаю. Но все это скверно. И для Англесси, и для Принни… и для тебя, кстати, тоже, – добавил он. – Сейчас тебе меньше всего нужно, чтобы твое имя приплели еще к одному убийству женщины.

Себастьян нахмурился, его взгляд остановился на королевском гербе, украшавшем дверцу кареты, которая подъехала к гостинице.

– Поверь, я вовсе не намерен отвечать за это убийство.

Гендон удивленно взглянул на сына.

– Что тебя заставляет даже предположить такое?

Ни слова не говоря, Себастьян указал подбородком на ливрейного лакея, стоявшего рядом с каретой.

– В чем дело? – спросил Гендон.

Лакей шагнул вперед и поклонился. По его ливрее можно было безошибочно угадать, что он, как и карета, явились из дворца принца.

– Милорд Девлин? Лорд Джарвис хотел бы с вами поговорить. В его покоях в Павильоне.

Официально лорд Джарвис был всего лишь дальним родственником короля, состоятельным аристократом, известным своей проницательностью и легендарной осведомленностью, источником которой служила его собственная широкая сеть личных шпионов. Но в действительности Джарвис был мозгом королевской семьи, интриганом макиавеллиевского типа, яростно преданным как Англии, так и монархии, с которой он ее отождествлял.

– В такой час? – спросил Себастьян.

– Он говорит, дело чрезвычайно срочное, милорд.

Себастьян раньше уже имел дело с Джарвисом, поэтому теперь ему захотелось отослать слугу назад к его хозяину с самым невежливым ответом. Но потом он вспомнил о Гиневре Англесси, как она лежала бледная и безжизненная в полутемном кабинете принца, и Себастьяна одолело сомнение.

– Передай своему хозяину, что лорд Девлин примет его утром, – отрезал Гендон, раздраженно двигая челюстью взад-вперед.

Себастьян покачал головой.

– Нет, я на рассвете уезжаю в Лондон.

Настороженный, но заинтригованный, он прыгнул в карету, прежде чем лакей успел опустить ступеньки.

– Не стоит меня дожидаться, – сказал он отцу и откинулся на мягкие подушки.

Лакей захлопнул дверцу.

ГЛАВА 3

Чарльз, лорд Джарвис, занимал в Павильоне анфиладу комнат, специально для него отведенную кузеном, принцем-регентом.

Любовь принца к маленькому прибрежному городку Брайтон длилась уже лет тридцать или больше, с той поры, когда он был молодым, красивым и, что самое невероятное, популярным у народа. Вспоминая теперь об этом, Джарвис не переставал удивляться. Принц до сих пор наведывался сюда при первом удобном случае: он окунал в морскую воду свое расплывшееся тело и устраивал бесконечную вереницу музыкальных и карточных вечеров, а также планировал сделать новые дорогостоящие пристройки к своему Павильону.

Сейчас комнаты Джарвиса были обставлены мебелью из имитации бамбука, их украшали люстры с инкрустациями в виде драконов и переливчатые синие обои с экзотическими зверями из листового золота. Но еще до конца лета убранство вполне могло измениться и воссоздавать, скажем, томную атмосферу султанского гарема или дворца махараджи. Лично Джарвис не имел пристрастия к восточному стилю, который так восхищал принца. Зато Джарвис лучше, чем кто бы то ни было, понимал, что Павильон, как и Лондонская резиденция принца, Карлтон-хаус, все равно что яркие кубики в ручонках толстого, чрезмерно избалованного дитяти. Пусть бесконечные перестройки требовали огромных средств, зато у принца было занятие, служившее ему заодно и развлечением, а тем временем более мудрые и трезвые люди спокойно могли управлять страной.

Мужчина ростом больше шести футов, хорошо упитанный, внушительный, Джарвис в свои пятьдесят семь лет производил сильное впечатление. Одни его размеры чего стоили. Но большинство людей приходили в трепет от его могучего интеллекта, а еще от не знавшей пощады преданности, которую он питал к королю и стране. Стоило ему захотеть, и он в тот же миг занял бы пост премьер-министра. Но он не хотел. Он хорошо знал, что власть действует более эффективно, если ее осуществлять из тени. Теперешний премьер-министр, Спенсер Персиваль, прекрасно разбирался в положении вещей, впрочем, как и большинство других членов кабинета. Из всего правительства только двое осмеливались противоречить Джарвису. Одним был граф Гендон, канцлер казначейства. Вторым – его собеседник, граф Портланд.

Доставая из кармана изящную резную табакерку слоновой кости, лорд Джарвис внимательно следил за вельможей, расхаживавшим теперь по комнате, устланной золотисто-зеленым турецким ковром. Высокий, немного нескладный человек, к тому же излишне импульсивный, Портланд последние два года занимал пост министра внутренних дел. Он считался умным политиком. Не таким умным, как Джарвис, разумеется, но достаточно умным, чтобы создавать проблемы.

– Зачем вы это делаете? – сурово спросил Портланд. Свечи в бра бросали отблески на его темно-рыжую голову, пока он мерил длинными шагами комнату. – Судья отверг причастие принца к делу. Пусть все этим и ограничится! Чем дольше будет тянуться расследование, тем сильнее это отзовется на принце. Докторам уже сейчас пришлось давать ему успокоительное.

Джарвис поднес к ноздре щепотку табака и втянул в себя. Премьер-министр Персиваль удалился бы в часовню, чтобы помолиться, предоставив разбираться с этим гнусным делом Джарвису. Но только не Портланд. Этот человек был не просто помехой, он начал превращаться в проблему.

– Судья – болван, – сказал Джарвис, защелкнув крышку табакерки. – Как любой, кто всерьез думает, что народ поверит, будто леди Англесси совершила самоубийство, сунув себе в спину кинжал.

Лицо Портланда отличалось необычной, почти женской белизной, и лишь скулы были слегка припорошены веснушками. Такой цвет лица часто выдавал его чувства, как произошло и теперь, когда он вспыхнул от раздражения.

– Теоретически такое возможно. Если, скажем, она установила кинжал под углом, а потом упала на него…

– Прошу вас, – поморщился Джарвис, – половина гостей уже поверила, что принц убил женщину. Если мы позволим судье предать огласке его умозаключение, то добьемся только одного: убедим в виновности принца и вторую половину.

– Не будьте смешны. Нельзя же в самом деле поверить, будто регент способен на…

Портланд округлил глаза, словно его внезапно осенила какая-то мысль, и замолк на полуслове.

– Вот именно, – сказал Джарвис. – Все тут же вспомнят о камердинере Камберленда. Если вы помните, тогда дознание тоже закончилось вердиктом о самоубийстве. Только много ли людей, по-вашему, поверило, что бедолага сам себе перерезал горло? Слева направо. Тогда как он был левшой.

– Камберленд опасный человек необузданного нрава. Никто этого не отрицает. Но что бы там ни говорили о Принни, он совершенно не похож на своего брата.

Джарвис приподнял бровь в молчаливом сомнении. И снова бледную кожу Портланда залил слабый румянец.

– Ладно. Ваша точка зрения ясна. Но зачем было посылать за Девлином? С него ведь сняли все подозрения в тех жестоких убийствах прошлой зимой.

– Официально, – произнес Джарвис и обернулся к двери, на пороге которой появился лакей.

– Виконт Девлин, милорд, – с поклоном объявил он.

Джарвис и сам уже увидел гостя: высокого худого юношу с темными волосами и странными, почти звериными глазами, которые, по слухам, видели в темноте не хуже кошачьих. Джарвис тихо позлорадствовал. Он сомневался, что Девлин придет. Этот самый виконт был совершенно непредсказуем; неукротимый и опасный, он обладал непостижимо блестящим умом.

Джарвис метнул многозначительный взгляд на министра внутренних дел.